Игорь Сорокин – человек в Саратове известный. Благодаря ему дом-музей Павла Кузнецова стал для саратовской художественной тусовки родным местом, а число проведенных под его руководством акций и выставок начало исчисляться десятками. В последние годы Игорь появляется в Саратове наездами – виной этому полученный исследовательский грант. Плюс новый музейный проект, реализуемый им с командой единомышленников в Коломне.
- Ты много ездишь по разным городам и весям, скажи, современный музей обязательно должен быть интерактивным? Это общемировая тенденция или некая модная штучка?
- Классический музей с витринами и экспозициями – чисто европейское изобретение, в Африке, например, они так и не прижились. Европа породила музеи и, по сути, сейчас их уничтожает, смещая акценты. В лондонском музее Китса, витрин нет совсем, но зато есть ощущение полноценной жизни, хотя герои уже давно ушли. Дух романтической эпохи там держится на очень тонких вещах – цветовой гамме, обстановке. Каждый предмет в нем является и ценностью, и говорящим произведением искусства, многое человек сам додумывает, бродя по залам, садясь в кресло, беря с подоконника листок со стихами. А вот музей Фрейда, на мой взгляд, просто переполнен вещами, в нем огромное количество подлинников, но уходишь из него с каким-то тягостным чувством перебора. Так что в своей оценке музеев я ориентируюсь не только на полученные знания, но и некий чувственный импульс.
- И где ты себя лучше всего чувствовал?
- В небольшом музее «Кеттлс ярд» в Кембридже. Это дом, в котором в двадцатые годы прошлого века жила супружеская чета, занимавшаяся коллекционированием, дружившая со многими художниками, делавшая выставки. Накопленная ими большая коллекция представлена вместе с сопутствующими вещами – книгами, сувенирами, мебелью. Там абсолютно все можно трогать, брать книги, заваривать и пить чай, отдыхать на диванах, сидеть на веранде. Нет никаких запретов, никто никуда не гонит – словом, обычный жилой дом, куда ты заглянул в гости.
- Наш музей Пушкина на Мойке тоже оставляет сильное впечатление.
- Не спорю, но эти эмоции – разовые. По сути, это прохождение по заданному маршруту, с заранее расставленными акцентами и продуманным воздействием. Школьники обязательно должны это испытать. Хотя не думаю, что вызванные один раз эмоции будут возникать при частом эксплуатировании – неизбежно наступит привыкание.
Место же на полную катушку интерактивное – это коломенский Музей утраченного вкуса – музей пастилы. Интерактив заключается именно в этом – ешь пастилу, пьешь чай и слушаешь про нее рассказы. Есть, конечно, опасность, что в какой-то раз услышишь те же самые истории, но важно, что музей постоянно представляет посетителям новые форматы.
- Сами коломенцы в него часто ходят?
- Наверное, больше все-таки приезжие. Причем не только москвичи. В конце мая я водил по нему сотрудников Фонда Форда, приехавших в Москву на совещание со всех уголков мира. Мы посвятили их в члены Общества любителей вольных прогулок, показали мультфильм, созданный художником Игорем Ролдугиным вместе с детьми и видео акции Миши ЛеЖеня, катающегося на коньках по льду Коломенки с обратной стороны. Они посмотрели спектакль об истории клада, найденного в буфете музея в день открытия, прошлись по строящейся арт-резиденции, ну и, разумеется, чай попили.
-Иностранцы радовались?
- Да, были очень отзывчивы. В Москве у них была напряженная деловая программа, кроме конференц-зала они почти ничего не видели. Не исключено, что впечатления, полученные за этот день, и останутся у них в памяти как образ нашей страны.
- Как музею утраченного вкуса – он ведь негосударственный – удается поддерживать столько разных форматов?
- За счет пастилы – именно она дает средства для развития. У истоков музея стояли две девушки из соседнего Воскресенска – Лена Дмитриева и Наташа Никитина. Они оставили свой бизнес и стали пробивать идею в местных коридорах власти. И частная инициатива была поддержана – не средствами, а административным ресурсом. В Коломне ведь есть Кремль федерального масштаба, много туристов, а вот территория городского посада – абсолютно неразработанная. Там вполне реально создание живого города-музея.
- Музей родился и остается, в первую очередь, бизнес-проектом?
- Мне сложно сказать. Наверное, Лена с Наташей могли удовольствоваться первым успехом и одной пастилы им вполне бы хватило, но они берут в работу все новые форматы. Это литературный журнал «Околоколомна» - скоро выйдет его четвертый номер, театральные постановки в самом музее, телепередачи, которые, как мы надеемся, будут востребованы каналом «Культура», об арт-резиденции я уже говорил. Пока идет стадия накопления, все в самом начале, но появляются и другие частные инвесторы, поверившие в успех проекта.
- К слову об успехе – нужны ли для этого какие-то особые фишки? И что считать успехом – количество посетителей?
- Я все больше убеждаюсь, что нужны всякие музеи. Это факт культуры, они заслужили право быть. Есть музеи с педагогической функцией – учить в них интереснее, чем на уроке в классе. Есть мемориальные, музеи памяти, куда люди приходят в разные моменты своей жизни…Это не обязательно объект развлечения.
- Каких музеев не хватает Саратову?
- А какая у Саратова концепция развития? На мой взгляд, ее просто нет, мы не можем сказать кто мы – промышленный центр или культурный, делать нам ставку на уникальную природу или что-то другое. Надо определиться, а уж востребованных музеев можно создать десятки! В этом плане празднование 50-летия полета в космос было провальным. Я был на месте приземления, видел свежезаасфальтированную площадку, шарики трехцветные, как на открытии магазина, доску почета космонавтов уровня «кислодрищенской филармонии». А в двух шагах – кучи мусора и писающие школьники, которых привезли на автобусах. Это уникальное место – первое место соприкосновения человека и космоса – для нас оказалось просто точкой в документе, где нужно поставить галочку. И мне обидно, что Самара перехватила инициативу и создала музей космонавтики, я уж не говорю о раскрученных ею круизах по Волге. Музеи и в прошлом, и сейчас, нередко создаются для обслуживания амбиций власти. С их помощью власть предъявляет свою силу и устремленность в будущее. Хотя, по мне гораздо страшнее, если бы на гагаринском поле многотонный Церетели воздвиг самую высокую статую в мире. Это опаснее трехцветных шариков.
- С празднованием 50-летия отговорка находится простая – нет денег.
- Не обязательно запускать какие-то грандиозные проекты. Жаль, например, что не нашла поддержки у потанинского фонда заявка Энгельсского краеведческого музея. Идея была простой и не слишком затратной – вспахать и засеять место приземления разными культурами – озимыми, яровыми – так, чтобы сверху картинка складывалась в портрет Гагарина. Видный не только с самолета, но и из космоса. Из собираемого на поле зерна можно было бы печь саратовский калач и вручать возвращающимся на Землю космонавтам. И у нас, и на мысе Канаверал.
- Красивая идея. Почему ее отклонили?
- Из-за неопределенности в земельных отношениях. Хотя, как мне кажется, как раз тут и должен включаться пресловутый административный ресурс.
- Как ты относишься к различным акциям, проходящим в музеях – хепенингам, арт-фестивалям, биенале?
- Нормально. Должно быть время как для внутренней жизни, созерцания, так и форматы для выплеска энергии. Кстати, саратовский «Арт-завод», наверное, один из самых удачных для нашего города примеров. Хочется, чтобы он перестал быть разовым, получил постоянную прописку и стал для Саратова тем же, что для Москвы -- «Красный Октябрь». Я противник витринных экспозиций и думаю, что у нас много возможностей для создания живых музеев. Это не исключает бизнес, с частными инвесторами можно договариваться, но должен быть какой-то общий вектор развития города.
- Ты не похож на классического музейного работника – слишком уж активен и подвижен. Какая жизненная модель тебе ближе: ждать, пока везение само приплывет в руки или барахтаться, как лягушка в кувшине и сбивать кусок масла?
- Не знаю. Моделей на самом деле больше. Может ведь быть и так: кувшин плывет по потоку, а ты в нем барахтаешься…Мне кажется, что человек в своей жизни примеривает все стратегии. До какого-то времени я активно старался побороть потоки, а потом научился в них плыть. Я не хиппи, склонный к созерцанию. Напрягаешь усилия, приходит и отдача.
 |
 |
  |
 |